Это была поездка на некую конференцию организации YMCA. Нужно сказать, всё было очень достойно организовано. Надеюсь, вам удастся прочувствовать впечатления белоруса от посещения российской глубинки.
До Ярославля и обратно
Вагончик тронется.
Поезд «Полоцк-Москва» отъезжает с Витебского вокзала под надрыв репродукторов. Настороженно-волнительно-безразличные лица пассажиров, участливые проводницы, бесконечное хлопанье дверью тамбура. Почему-то жаль, что не подают чай в подстаканниках. Стаканчики из пенопласта, пластмассовые ложечки… Дешевые заменители целой эпохи. Эпохи детства.
Разговоры в поезде, как правило, сводятся к одному – ценам, политике и «а вот раньше…». Вдоволь наговорившись о сказанном выше, как бы очнувшись, разговаривающие вспоминают о семьях, работе, детях. Ох, уж эта наша особенность – раскрывать душу случайным людям. Пытаюсь читать, но невольно вслушиваюсь в душеизлияния соседей по купе. Кто-то из умных людей сказал, что история жизни отдельного человека гораздо интереснее теории зарождения миров. Согласен.
Свет гаснет также неожиданно, как и трогается поезд. Засыпая на верхней полке, отмечаю положительные изменения в железнодорожном сервисе – простыни в поездах стали сухими и свежими, окна не «сифонят», проводницы учтивы и вежливы. Господи, еще бы машинист не заснул! Тьфу-тьфу.
Прибытие на Белорусский вокзал Белокаменной. Дежа-вю – музыка из фильма «Белорусский вокзал» раздирает репродуктор. Спешно покидают вагоны пассажиры, поддавшись безумному ритму мегаполиса. Замечаю, что сам уже почти лечу. Метрополитен. «Мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро». Не спать, не спать...
Станция «ВДНХ». Гостиница «Космос», после просмотра фильма «Ночной дозор», воспринимается теперь как пристанище ведьм и прочих вурдалаков. Возле нее стоит автобус, который повезет меня в Ярославль. Надеюсь, что водитель не какой-нибудь вампир. Сажусь в шикарный Мерседес на 18 мест. Сквозь залитое дождем стекло, рассматриваю памятник генералу Де Голлю. Одиноко мокнет Останкинская башня. С территории ВДНХ выглядывает застывшая игла взлетающей ракеты. «Колесо обозрения» напоминает о детстве. Отъезд. Наконец-то.
«Дождь завладел Москвой, словно Наполеон…»
Россия малоэтажная.
Первое, что бросается в глаза – обилие берез. Вот уж, поистине, русское дерево! Маленькие, огромные, рощами – березы, березы, березы. Сосны и ели только усиливают приоритет белых красавиц.
Деревенские дома – следующая особенность. Обращает на себя внимание количество окон на торцах домов. На белорусских домах их два-три, на российских – четыре-пять! Ярко выделяются ставни, ажурная кружевная резьба на каждой из них вызывает восхищение. Воздушные, со сложным рисунком, мастерски сделанные. Всё это радует глаз. Зашитые досками углы домов украшены узорами, в основном это вариации с ромбами. Ассоциативно вспоминаются рунические ромбы на нашем флаге. Видимо, этот наипростейший орнамент – общность славян.
Еще одно отличие русских домов – каждый дом имеет маленький балкончик на фронтоне, под самым коньком крыши. Уж и не знаю, как они называются. В голову приходит слово «мезонин», но вряд ли это точное название. Экскурсоводы в недоумении пожимают плечами на этот вопрос. Мол, балкончиком и называется. В любом случае, крыши этих домов имеют более сложную конструкцию, строить такую крышу гораздо труднее.
Третье. Каждый второй дом покосившийся. Ощущение, что строениям надоело стоять ровно, и они начали медленно покачиваться вправо-влево. Заборы и изгороди «танцуют» куда чаще. Эх, «барыня, барыня…»
«Золотое Кольцо России» - серебряное.
Переславль-Залесский. Густо валит снег. Купола многочисленных храмов и монастырей чаще серебрённые или выкрашены, нежели золотые. Это удивляет. Большинство храмов требует элементарного ухода. Трещины толщиной в палец, облупленная штукатурка…
У нетронутой последней войной России, другие враги – время и лень. Одно-, двухэтажные дома... Постоянно задаюсь глупым вопросом – неужели и здесь люди живут? Музей утюга, музей самовара…
«Назолотили крестов, понатыкали где ни попадя…»
Не такой уж великий Ростов Великий.
Ростов, названный Великим. Невольно начинаю сравнивать с городами Беларуси. Например, с Лепелем. В моем сознании белорусские города явно выигрывают. «Наши» города чище, аккуратнее и … Впрочем, приеду – сравню беспристрастно.
Монастыри и храмы повсюду. Хорошо, что близко к ним не подъезжаем, не хочется снова разочаровываться. Колокольня в 89 метров видна издалека. Яркое солнце неожиданно заливает всё вокруг, появляется ощущение безвременья. Если мысленно убрать провода, спутниковые тарелки на крышах и агитационные плакаты с физиономией Жириновского (других агиток я не видел, видимо, другие партии в рекламе не нуждаются), то это прекрасная натура для съемок исторических фильмов. Как нарочно, в автобусе демонстрируется фильм «Иван Васильевич…», который здесь, в Ростове, и снимали.
«Звенит январская вьюга ...»
Пансион по-российски.
Санаторий «Прибрежный» под Ярославлем. Те, кому довелось отдыхать в белорусских санаториях, не найдут никаких отличий от подобных заведений российских. Та же мерная неторопливость. Тишина вокруг, прием пищи по расписанию, нелепая гипсовая лепнина в столовой, вытертые цементные полы, двери в туалет чуть больше по размеру, чем дверная коробка, лубочная живопись на стенах, телевизор в комнате с одним каналом… Отдельный цирк – некое подобие дискотеки для пяти-восьми человек. Для того, чтобы всё это ощутить, можно было съездить в Ушачи или в те же Летцы.
Одна радость, что можно долго гулять и бесконечно смотреть на звезды. Звезды и Волга. И заповедная тишина. Стихи не пишутся, только благоговейное созерцание. Хочется домой.
«Молодость моя, Белоруссия...»
Вместо послесловия.
Исконно русские названия обладают каким-то гипнотическим воздействием на генно-историческую прапамять (да простят меня ученые мужи за нелепое определение!) – Которосль, Выжегда, Яхрома… В голове сразу возникают картины Нестерова и Васнецова. Русь изначальная.
Думаю о том, как бы выглядели наши города, не будь они разрушены в безумных войнах, терзавших мою Белую Русь? Мысленно рисую купола и своды… Хотя, я, в принципе, против всеобщего восстановления разрушенных церквей. Есть что-то в этом от некромантии. Пусть лучше строятся новые, красивые, светлые храмы! Пусть будет архитектурный полет и легкость строений. Пусть они радуют глаз и возвышают сердца будущих поколений, современной молодежи, которая, на мой взгляд, нуждается в духовном стержне, но без мрачных наслоений и пережитков. Новое вино, да не в ветхие мехи.
Подъезжая к родным местам, к Полоцку, пристально всматриваюсь в придорожные деревеньки. Вот тебе и покосившиеся дома, и ромбы на фронтонах, и берез хороводы, и снежная сказка.
Память – изменчивая штука.
« - Скажи, дедушка, когда было лучшее время?
- При Сталине.
- А почему?
Вагончик тронется.
Поезд «Полоцк-Москва» отъезжает с Витебского вокзала под надрыв репродукторов. Настороженно-волнительно-безразличные лица пассажиров, участливые проводницы, бесконечное хлопанье дверью тамбура. Почему-то жаль, что не подают чай в подстаканниках. Стаканчики из пенопласта, пластмассовые ложечки… Дешевые заменители целой эпохи. Эпохи детства.
Разговоры в поезде, как правило, сводятся к одному – ценам, политике и «а вот раньше…». Вдоволь наговорившись о сказанном выше, как бы очнувшись, разговаривающие вспоминают о семьях, работе, детях. Ох, уж эта наша особенность – раскрывать душу случайным людям. Пытаюсь читать, но невольно вслушиваюсь в душеизлияния соседей по купе. Кто-то из умных людей сказал, что история жизни отдельного человека гораздо интереснее теории зарождения миров. Согласен.
Свет гаснет также неожиданно, как и трогается поезд. Засыпая на верхней полке, отмечаю положительные изменения в железнодорожном сервисе – простыни в поездах стали сухими и свежими, окна не «сифонят», проводницы учтивы и вежливы. Господи, еще бы машинист не заснул! Тьфу-тьфу.
Прибытие на Белорусский вокзал Белокаменной. Дежа-вю – музыка из фильма «Белорусский вокзал» раздирает репродуктор. Спешно покидают вагоны пассажиры, поддавшись безумному ритму мегаполиса. Замечаю, что сам уже почти лечу. Метрополитен. «Мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро». Не спать, не спать...
Станция «ВДНХ». Гостиница «Космос», после просмотра фильма «Ночной дозор», воспринимается теперь как пристанище ведьм и прочих вурдалаков. Возле нее стоит автобус, который повезет меня в Ярославль. Надеюсь, что водитель не какой-нибудь вампир. Сажусь в шикарный Мерседес на 18 мест. Сквозь залитое дождем стекло, рассматриваю памятник генералу Де Голлю. Одиноко мокнет Останкинская башня. С территории ВДНХ выглядывает застывшая игла взлетающей ракеты. «Колесо обозрения» напоминает о детстве. Отъезд. Наконец-то.
«Дождь завладел Москвой, словно Наполеон…»
Россия малоэтажная.
Первое, что бросается в глаза – обилие берез. Вот уж, поистине, русское дерево! Маленькие, огромные, рощами – березы, березы, березы. Сосны и ели только усиливают приоритет белых красавиц.
Деревенские дома – следующая особенность. Обращает на себя внимание количество окон на торцах домов. На белорусских домах их два-три, на российских – четыре-пять! Ярко выделяются ставни, ажурная кружевная резьба на каждой из них вызывает восхищение. Воздушные, со сложным рисунком, мастерски сделанные. Всё это радует глаз. Зашитые досками углы домов украшены узорами, в основном это вариации с ромбами. Ассоциативно вспоминаются рунические ромбы на нашем флаге. Видимо, этот наипростейший орнамент – общность славян.
Еще одно отличие русских домов – каждый дом имеет маленький балкончик на фронтоне, под самым коньком крыши. Уж и не знаю, как они называются. В голову приходит слово «мезонин», но вряд ли это точное название. Экскурсоводы в недоумении пожимают плечами на этот вопрос. Мол, балкончиком и называется. В любом случае, крыши этих домов имеют более сложную конструкцию, строить такую крышу гораздо труднее.
Третье. Каждый второй дом покосившийся. Ощущение, что строениям надоело стоять ровно, и они начали медленно покачиваться вправо-влево. Заборы и изгороди «танцуют» куда чаще. Эх, «барыня, барыня…»
«Золотое Кольцо России» - серебряное.
Переславль-Залесский. Густо валит снег. Купола многочисленных храмов и монастырей чаще серебрённые или выкрашены, нежели золотые. Это удивляет. Большинство храмов требует элементарного ухода. Трещины толщиной в палец, облупленная штукатурка…
У нетронутой последней войной России, другие враги – время и лень. Одно-, двухэтажные дома... Постоянно задаюсь глупым вопросом – неужели и здесь люди живут? Музей утюга, музей самовара…
«Назолотили крестов, понатыкали где ни попадя…»
Не такой уж великий Ростов Великий.
Ростов, названный Великим. Невольно начинаю сравнивать с городами Беларуси. Например, с Лепелем. В моем сознании белорусские города явно выигрывают. «Наши» города чище, аккуратнее и … Впрочем, приеду – сравню беспристрастно.
Монастыри и храмы повсюду. Хорошо, что близко к ним не подъезжаем, не хочется снова разочаровываться. Колокольня в 89 метров видна издалека. Яркое солнце неожиданно заливает всё вокруг, появляется ощущение безвременья. Если мысленно убрать провода, спутниковые тарелки на крышах и агитационные плакаты с физиономией Жириновского (других агиток я не видел, видимо, другие партии в рекламе не нуждаются), то это прекрасная натура для съемок исторических фильмов. Как нарочно, в автобусе демонстрируется фильм «Иван Васильевич…», который здесь, в Ростове, и снимали.
«Звенит январская вьюга ...»
Пансион по-российски.
Санаторий «Прибрежный» под Ярославлем. Те, кому довелось отдыхать в белорусских санаториях, не найдут никаких отличий от подобных заведений российских. Та же мерная неторопливость. Тишина вокруг, прием пищи по расписанию, нелепая гипсовая лепнина в столовой, вытертые цементные полы, двери в туалет чуть больше по размеру, чем дверная коробка, лубочная живопись на стенах, телевизор в комнате с одним каналом… Отдельный цирк – некое подобие дискотеки для пяти-восьми человек. Для того, чтобы всё это ощутить, можно было съездить в Ушачи или в те же Летцы.
Одна радость, что можно долго гулять и бесконечно смотреть на звезды. Звезды и Волга. И заповедная тишина. Стихи не пишутся, только благоговейное созерцание. Хочется домой.
«Молодость моя, Белоруссия...»
Вместо послесловия.
Исконно русские названия обладают каким-то гипнотическим воздействием на генно-историческую прапамять (да простят меня ученые мужи за нелепое определение!) – Которосль, Выжегда, Яхрома… В голове сразу возникают картины Нестерова и Васнецова. Русь изначальная.
Думаю о том, как бы выглядели наши города, не будь они разрушены в безумных войнах, терзавших мою Белую Русь? Мысленно рисую купола и своды… Хотя, я, в принципе, против всеобщего восстановления разрушенных церквей. Есть что-то в этом от некромантии. Пусть лучше строятся новые, красивые, светлые храмы! Пусть будет архитектурный полет и легкость строений. Пусть они радуют глаз и возвышают сердца будущих поколений, современной молодежи, которая, на мой взгляд, нуждается в духовном стержне, но без мрачных наслоений и пережитков. Новое вино, да не в ветхие мехи.
Подъезжая к родным местам, к Полоцку, пристально всматриваюсь в придорожные деревеньки. Вот тебе и покосившиеся дома, и ромбы на фронтонах, и берез хороводы, и снежная сказка.
Память – изменчивая штука.
« - Скажи, дедушка, когда было лучшее время?
- При Сталине.
- А почему?
- Девушки были моложе»...
