В этих строках -
мат-перемат.
Но великим это
позволяется.
В данном случае.
Автор - Вадим Козин.
Обладатель уникального
и узнаваемого голоса,
певец, звезда 30-40х.
И узник колымских лагерей...
Многие не знают ни его имени, ни песен. Ещё бы - это имя вытравливалось десятилетиями из нашей культурной истории.
Оказались эти стихи у меня случайно, как это бывает. Уж и не помню, кто сказал, что случайность – непознанная закономерность. И появление этих двух истертых тетрадных листочков, явное тому подтверждение. Когда-то в детстве мне довелось видеть Вадима Козина воочию, слышать его песни вживую. Случилось это так.
Нас, пионеров из колымского пионерлагеря (жуткое словосочетание), в качестве поощрения, возили в Магадан, на подводную лодку. И в наших детских сердцах пылал огонь радости – сбываются мальчишечьи мечты! Мы побываем в настоящей боевой субмарине! И, наверняка, там можно будет всё не только посмотреть, но и потрогать, покрутить.
И вот, наш автобус прибывает в Магадан. Выясняется, что попадём мы туда, в порт, нескоро. По непонятным причинам. Нас везут в краеведческий музей, дабы «убить время». Мы объедаемся мороженым, кормим чаек, бросаем камешки в волны Нагаевской бухты. Всё наше воображение занято предстоящим пребыванием на борту боевого корабля. Но, времени ещё много, и нас везут в гости к какому-то известному певцу.
Это и был Вадим Козин. Но нам тогда это имя ни о чем не говорило. Мы явились заложниками ситуации и молчаливо терпели малопонятное пение пожилого дяденьки.
Он пел свои бесконечные романсы, что-то увлеченно рассказывал, пытался шутить… Мы лишь хлопали глазами и в ладоши. И шепотом спрашивали друг друга об оставшемся времени. Это теперь, сегодняшним моим взрослым пониманием, осознаю, что перед нами выступала целая эпоха. И хотелось бы мне вспомнить эту встречу подробнее, да уж очень неинтересно было мне тогда. Вот и помнятся только общие моменты: залитая солнечным светом комната, рояль посреди неё, седовласый, чмокающий «знаменитый» певец…
Прошло более 25 лет с того момента. Я и не вспоминал об этой поездке. Но однажды был в гостях у родственников жены в Минске. У дяди Паши Сафронова. Разговорившись за ужином, указал на пейзаж, красующийся на стене, и вскользь заметил на «северность» изображения. Дядя Паша кивнул, уточнив, мол, колымский пейзаж. И мерная белорусская беседа перетекла в колымскую взбудораженность.
И выяснилось, тесть гостеприимного минчанина сидел в лагерях. На Колыме. С Козиным. Тот подарил ему несколько листков со стихами. Подарок по тем временам и событиям – бесценный.
Один из них предлагаю вашему вниманию. Второй будет выложен чуть позже.
У меня нет возможности и подтвердить или опровергнуть подлинность авторства Козина. Верю безоговорочно.
Нас, пионеров из колымского пионерлагеря (жуткое словосочетание), в качестве поощрения, возили в Магадан, на подводную лодку. И в наших детских сердцах пылал огонь радости – сбываются мальчишечьи мечты! Мы побываем в настоящей боевой субмарине! И, наверняка, там можно будет всё не только посмотреть, но и потрогать, покрутить.
И вот, наш автобус прибывает в Магадан. Выясняется, что попадём мы туда, в порт, нескоро. По непонятным причинам. Нас везут в краеведческий музей, дабы «убить время». Мы объедаемся мороженым, кормим чаек, бросаем камешки в волны Нагаевской бухты. Всё наше воображение занято предстоящим пребыванием на борту боевого корабля. Но, времени ещё много, и нас везут в гости к какому-то известному певцу.
Это и был Вадим Козин. Но нам тогда это имя ни о чем не говорило. Мы явились заложниками ситуации и молчаливо терпели малопонятное пение пожилого дяденьки.
Он пел свои бесконечные романсы, что-то увлеченно рассказывал, пытался шутить… Мы лишь хлопали глазами и в ладоши. И шепотом спрашивали друг друга об оставшемся времени. Это теперь, сегодняшним моим взрослым пониманием, осознаю, что перед нами выступала целая эпоха. И хотелось бы мне вспомнить эту встречу подробнее, да уж очень неинтересно было мне тогда. Вот и помнятся только общие моменты: залитая солнечным светом комната, рояль посреди неё, седовласый, чмокающий «знаменитый» певец…
Прошло более 25 лет с того момента. Я и не вспоминал об этой поездке. Но однажды был в гостях у родственников жены в Минске. У дяди Паши Сафронова. Разговорившись за ужином, указал на пейзаж, красующийся на стене, и вскользь заметил на «северность» изображения. Дядя Паша кивнул, уточнив, мол, колымский пейзаж. И мерная белорусская беседа перетекла в колымскую взбудораженность.
И выяснилось, тесть гостеприимного минчанина сидел в лагерях. На Колыме. С Козиным. Тот подарил ему несколько листков со стихами. Подарок по тем временам и событиям – бесценный.
Один из них предлагаю вашему вниманию. Второй будет выложен чуть позже.
У меня нет возможности и подтвердить или опровергнуть подлинность авторства Козина. Верю безоговорочно.
(продолжение следует)
